Вернуться к содержанию КНИГИ

вернуться к содержанию

Художественная жизнь сибири 1920-х годов

1

ПРЕДЫСТОРИЯ

Ко времени Октябрьской революции художественная жизнь Сибири представляла собой уже довольно сложное явление. Все убыстряющийся ход развития цивилизации в Сибири привел к образованию в городах Томске, Омске, Красноярске, Иркутске художественных обществ, каждое из которых было не прочь расширить свою деятельность до всесибирского масштаба. Это стремление выражалось устройством передвижных выставок, приглашениями на выставки иногородних художников, попытками создания художественной школы в Сибири, художественной промышленности, изучением творчества народов Сибири с тем, чтобы использовать, достижения народного творчества в профессиональном искусстве.

Сибиряки, конечно, понимали, насколько преждевременно одному какому-либо, обществу брать на себя заботу об искусстве Сибири в целом. Находились горячие головы — чаще всего в Томске,— требовавшие самоотречения ради скорейшего взлета искусства всей Сибири. Их громогласные выступления только мешали общему делу, потому что работы внутри отдельно взятого города было более чем достаточно для всех живущих в нем художников и любителей искусства. Но при каждом удобном случае между художественными обществами сибирских городов естественно возникало сотрудничество, поддерживаемое сознанием единства задач и единства отечественной культуры. Чаще всего возникали такие связи, которые поддерживали и духовное и материальное благосостояние художественных обществ. Сюда как раз и относятся приглашения на выставки иногородних художников, которые распространялись не только в Сибири, но и в Москве и в Петрограде, когда это было возможно.

Несмотря на трудности транспортировки, московские и петроградские художники охотно посылали свои произведения в Сибирь, рассчитывая найти там богатый рынок сбыта. Завязывалась и личная дружба, а вместе с ней и бескорыстное желание помочь картинами выставочному делу сибиряков. Постоянной прочной связи между художниками Сибири и европейской части России не хватало организатора, который бы ездил в столицы, собирал там картины и привозил их в Сибирь. На короткое время появился было в роли такого организатора художник, ученик И. Репина, С. Прохоров, поселившийся в Томске, но вскоре он уехал в Харьков, а заменить его оказалось некем. И тем не менее из Москвы и Петрограда шли в Сибирь отдельные произведения и целые выставки. Чаще всего это были картины авторов, близких «Союзу русских художников» и Товариществу передвижных художественных выставок.

Каждое из сибирских художественных обществ содержало или планировало художественную школу. Несмотря на регулярное накопление оборудования и, следовательно, увеличение постоянного капитала художественных школ, существование их на одном местном бюджете было далеко не блестящим. Иногда нечем было платить даже единственному преподавателю.

Обращение в центр за помощью могло иметь только два адреса: министерство торговли и промышленности и Академию художеств. Министерство торговли и промышленности поддерживало художественно-промышленные школы на территории России. Именно такого типа школы хотели завести у себя сибиряки того времени. Однако содержание художественно-промышленных школ обходилось дороже классов рисования и живописи, поскольку специализация требовала особых мастерских, штата преподавателей и т. д. Министерство брало на себя часть ежегодных расходов; остающаяся часть все равно была непосильна художественному обществу и городскому самоуправлению. От художественно-промышленных школ приходилось отказываться.

Организация художественных школ, в которых преподавалась одна станковая живопись, непременно вела к Академии художеств. Обращение за помощью к Академии художеств могло принести положительный результат лишь при соответствии программы организующейся художественной школы и уровня преподавания требованиям Академии. Наилучшим образом достичь этого можно было приглашением на работу в Сибирь выпускников Академии художеств. Томское общество любителей художеств так и поступало. Оно трижды приглашало преподавателями в художественную школу не сибиряков и трижды вынуждено было расставаться с ними, не имея возможности заинтересовать их ни материальными, ни, тем более, духовными благами. В таком положении самой реальной оставалась надежда на местный патриотизм, хотя он мог дать результаты лишь в отдаленном будущем. Каждому талантливому художнику, уезжающему получать образование в столичные города, внушалась мысль о благородной миссии просветителя на родине, о том, насколько велики и самобытны стоящие перед художником Сибири творческие задачи. Сходные мысли распространялись и в сибирских землячествах, и в обществах вспомоществования нуждающимся студентам, организованных в Москве, в Петрограде, в Казани.

Эти общества имели достаточно оснований жаловаться на своих подопечных. Далеко не каждый художник из Сибири возвращался на родину. Единство культуры Сибири и центральной России, несмотря на некоторые различия, давало единое направление творчеству, а условия для его наиболее полного развития в столицах были неизмеримо богаче. Однако встречалось немало и патриотов из молодых. После окончания отечественных и зарубежных художественных школ они возвращались в родные места трудиться, насколько позволяли силы и местные условия.

Возрастающая культура художественной интеллигенции Сибири повысила и самосознание этой интеллигенции. Уже вполне естественным стало требование «.. .из фотографов превратиться в живописцев, из переписчиков в писателей, из таперов в композиторов и т. п.; другими словами, увидеть и услышать в окружающей жизни то, что питает ум и чувства, но что остается пока незамеченным или благодаря намеренному нежеланию, или благодаря своего рода дальтонизму»¹.

Требование видеть и слышать окружающую жизнь предполагало отражение местного колорита в искусстве, а отражение местного колорита вело к поискам такой системы выразительных средств художественного творчества, которая бы наиболее полно соответствовала избранной задаче. Начиная с десятых годов двадцатого столетия разговор о «сибирском стиле» становился все более и более настойчивым. Что это такое, никто не знал. Первые опыты в этом направлении давали не стиль, а стилизацию «под Билибина» или еще под кого-нибудь. Чаще всего и стилизации не было, а было электическое смешение натурных зарисовок сибирских типов и орнамента. Основная масса произведений «в сибирском духе» представляла собой этнографические зарисовки, выполненные иногда на очень высоком научном (именно научном) уровне. Тем не менее ни авторы подобных произведений, ни публика не были смущены малыми результатами работы по созданию «сибирского стиля». Мечта, даже если она недостижима, все равно греет тех, кто ей предан. Неудачи объяснялись началом работы, в будущем ожидалось открытие широких горизонтов. Работа продолжалась.

Она проходила при полной поддержке, например, такого авторитетного органа, как Всероссийский съезд художников, состоявшийся в Петербурге в 1911 — 1912 годах. Томич А. Адрианов прочел на этом съезде доклад «Об орнаменте сибирских инородцев», заслуживший всеобщее одобрение. От ритмики и цветового строя орнамента народов Сибири сибирские художники намеревались начать поиски местной самобытности.

И в Москве идеям сибиряков было оказано внимание. Исследователь культуры народов Сибири В. Анучин «получил приглашение прочесть несколько лекций в московском Строгановском художественном училище об искусстве и творчестве у северных сибирских инородцев»². Ревностный борец за «сибирский стиль» в искусстве М. Щеглов по заказу издателя И. Сытина готовил иллюстрации к сибирской сказке для детского издания. И хотя все это было скорее обещанием будущих свершений, чем действительным достижением в искусстве, все же нельзя не отметить направление поисков сибиряков и их широкого взаимодействия с тем, что делалось в европейской части России.

Идея местного колорита в искусстве родилась не в Сибири. О ней довольно много говорилось и в России и за рубежом. В Сибири она просто очень заметна, потому что была в числе немногих теоретических вопросов искусства, занимавших сибиряков.

Знакомство местной публики с русской и мировой художественной культурой не по случайным передвижным выставкам, а по систематизированным коллекциям было мечтой отдаленного будущего. Соответственно и теоретические брожения, если они возникали, страдали отсутствием соразмерности с тем, что уже сделано и делается в осмысливаемом направлении.

Общественность Сибири не успела развиться настолько, чтобы осилить создание городского художественного музея. Любители искусства из тех, кто побогаче, собирали по своему вкусу картины, мебель, бронзу — всего понемножку. Лишь в Иркутске существовала относительно большая и ценная картинная галерея, собранная В. Сукачевым. Сукачев имел намерение передать галерею городу, но городское общественное управление от дара отказалось: не нашлось помещения для галереи и средств на ее содержание. Частные коллекции в других городах были невелики. Их владельцы иногда давали картины как дополнение к выставкам работавших в городе художников.

К началу 1917 года художественные общества Сибири, художественные школы, вся теория и практика местного творчества представляли собой нечто похожее на внушительный по размерам, но неналаженный механизм. Это был тот материал, из которого предстояло создать искусство Советской Сибири.

К следующей главе

Вернуться к содержанию КНИГИ

Краткие сведения о художниках и деятелях искусства, живших в Сибири в 1920-х годах

вернуться к содержанию

на главную